В 70 лет: одна как перст и в тягость родным

Сегодня мне семьдесят. Я одна, как камень у дороги. Опостылевшая обуза для родной дочери…

— Дочка, приезжай вечером… Пожалуйста, без тебя мне не справиться.

— Мам, у меня завал на работе! Надоело твое вечное нытье. Ладно, заеду…

Я не сдержалась — заплакала. Больно, до слез больно. А в голове всплывают бессонные ночи, годы, которые я одна носилa её, свою Лизу, на руках. Всю себя отдала. И это благодарность?

Наверное, сама виновата. Слишком баловала, слишком много прощала. А когда ей было одиннадцать, встретила мужчину… впервые за долгие годы почувствовала, что могу быть просто женщиной — любимой, желанной. Но Лиза устроила истерику, и пришлось расстаться, хотя сердце разрывалось.

Теперь мне семьдесят. Совсем одна. Теперь все болячки, едва передвигаю ноги. А моя единственная дочь… замужем уже двадцать лет и, кажется, ей удобнее делать вид, что матери у неё нет. Да, у нее трое детей — мои внуки. Но вижу их только на фотках. Почему? Не знаю…

— Ну и что там опять? — резко бросает Лиза, входя в квартиру.

— Врач прописал уколы. Ты ведь медсестра, могла бы помочь…

— Я что, каждый день должна мотаться сюда? Да ты смеешься, мам?!

— Лиза, я на улицу выбраться не могу — гололед…

— А платить мне будешь? Я не на благотворительности! Бесплатно кататься не собираюсь!

— Денег нет…

— Ну тогда пока, мам. Ищи кого-то другого.

Утром я вышла за два часа до приема, чтобы дойти до поликлиники. Шла медленно, вдоль дороги, с трудом дыша и вытирая слезы. Не думала, что доживу до такого…

— Бабушка, проходите без очереди… Вам плохо? Вы плачете?

Это была молодая женщина с добрыми глазами. Встала рядом в коридоре, положила руку мне на плечо.

— Нет, милая, плачу по другому поводу…

Так мы разговорились. Я, как на исповеди, выложила всю душу. Просто потому что больше некому. Её звали Катя. Жила, оказалось, в двух домах от меня. После той встречи стала заходить, продукты приносила, по хозяйству помогала.

А на день рождения пришла только она. Только Катя.

— Не могла вас в такой день оставить. Вы так похожи на мою маму… Мне так тепло с вами, — сказала, обнимая меня.

И я поняла — она стала мне роднее дочери. Гуляли вместе, ездили на дачу, праздники проводили. Заботилась, как о родной.

Долго думала, но решилась — переписала на нее квартиру. Она сначала отказывалась, но я настояла. Это была благодарность за тепло, которое она мне дала. Я знала — она не из тех, кто добро за деньги делает.

Со временем она забрала меня к себе — жить одной стало тяжело. Квартиру продали, чтобы Лиза потом не судилась с Катей, скандалов не устраивала.

И знаете, дочь вспомнила обо мне только через год. Пришла с криками, что я предательница, что сдохнуть мне пора. Видно, на квартиру рассчитывала, а я её “подвела”. Тогда муж Кати встал в дверях и тихо, но твердо сказал:

— Уходите. И больше не приходите. Вам здесь не рады.

Вот так… Чужие люди ближе, чем родная кровь. И больно, и стыдно, и страшно — как легко человеческое теряется. Но если бы снова выбирать… я бы снова выбрала Катю. Потому что она — моя семья. Настоящая.