З життя
Я прекратила общение с матерью из-за собаки и не сожалею об этом

Сегодня пишу об одном из самых тяжёлых решений в моей жизни. Поругался с матерью из-за собаки. И знаете… ни капли не сожалею.
Всё началось не тогда, когда мы с женой взяли пса из приюта, и не в тот день, когда узнали, что наконец станем родителями после долгих лет бесплодия. Всё рухнуло позже — когда моя родная мать, с которой у нас всегда были тёплые отношения, вдруг превратилась не в моего врага. В врага моего пса.
Барсик появился у нас восемь лет назад. Дворняга с печальными глазами, с трудной судьбой, но добрым сердцем. Мы с Светланой сразу привязались — он стал нам как сын, особенно когда все попытки завести ребёнка заканчивались разочарованием. Мы лечили его, возили к ветврачу, занимались с кинологом, социализировали. В итоге он стал идеальным псом: ласковым, послушным, преданным. Наша жизнь текла тихо и мирно — я, жена и наш Барсик.
Когда после бесконечных попыток Света увидела две полоски, мы плакали от счастья. Мама и тёща вроде обрадовались, но ненадолго — вскоре начались упрёки:
«Собаку надо убрать! Ты что, рехнулся? Шерсть повсюду! Аллергия! Укусит!» — орала мать.
«Отдайте кому-нибудь! Это же ребёнок! Разве он не важнее собаки?!» — вторила тёща, закатывая глаза.
Мы пытались объяснить: Барсик не опасен. В доме чистота, робот-пылесос работает, порядок строгий. Пёс — часть семьи. Его никто никуда не денет. Но старшее поколение не унималось. Мать названивала по десять раз в день, рыдая, что мы губим нерождённого ребёнка. Тёща орала на Свету. Давление росло, а жена на седьмом месяце не спала ночами, сжимая живот от волнения.
«Скажете ещё слово — и вас тут больше не будет», — бросил я им в лицо.
После родов они затихли. Но ненадолго.
Когда мы привезли сына из роддома, первым делом Света подошла к Барсику — он ждал у двери, скулил. Она присела, обняла его. Мать и тёща переглянулись. А когда у малыша появился диатез… Начался ад.
«Это шерсть! Всё из-за пса! Ты совсем рехнулся?!» — визжала мать.
«У вас собака рядом с младенцем! Да моя бабушка в гробу перевернулась бы!» — кричала тёща.
Я промолчал. Но терпеть больше не стал. Выгнал обеих.
Тогда пошли угрозы. Сначала — «отравим собаку, дело-то пустяковое», потом — «позвоним в опеку!». Мать заявила, что напишет жалобу: якобы ребёнок живёт в грязи, с собакой, что я «ненормальный», раз ставлю животное выше сына.
Грязь? У нас в квартире чище, чем в операционной. Полы мою дважды в день. Контролирую питание, влажность, вещи стираю отдельно. Но что толку, если в голове у человека — злость?
Я сказал матери чётко: сделаешь хоть шаг в сторону опеки — и внука своего больше не увидишь.
С тех пор — тишина. Да, иногда больно. Всё-таки родная мать. Но Барсик — тоже семья. Он был с нами, когда мы не могли завести детей. Грел душу в самые тяжёлые дни. Он — не угроза. Он — часть нас.
Я не отдам его. И если пришлось выбирать между шантажом и правом жить так, как считаешь нужным… я выбрал второе. И ни о чём не жалею.
Вывод прост: семья — это те, кто любит. Кто не ставит ультиматумы. И если кто-то требует выбирать — значит, он уже не семья.
