Когда племянница стала единственной надеждой матери

Меня зовут Тамара Ивановна, мне шестьдесят девять. Два сына, три внука, две невестки — казалось бы, в таком окружении я должна быть окружена заботой. Но вот уже годы я живу словно забытая всеми. Одинокая в своей квартире, с ноющим коленом и телефоном, который молчит неделями.

После похорон мужа всё изменилось. Пока он был жив, сыновья хоть иногда навещали — по праздникам, по делам. А когда его не стало, будто и меня для них больше нет. Пять лет. Целых пять лет я не видела их, хотя живём мы в одном городе — не так уж далеко, всего сорок минут на маршрутке.

Я не упрекала. Просто звонила. Просила помочь. Когда соседи залили кухню — не сильно, но обои отклеились — набрала обоих. Оба пообещали приехать в выходные. Но никто не появился. Пришлось искать мастеров. Дело не в деньгах — в душе щемит. Щемит от мысли, что родные дети не нашли часа для матери, которая их подняла.

Потом сломался холодильник. Я не разбираюсь в технике, боялась, что меня обдурят в магазине. Снова позвонила сыновьям — «мам, там консультанты есть, справишься». Пришлось звать брата — он прислал свою дочь, мою племянницу Надю с мужем. Они всё уладили.

Когда начался карантин, сыновья вдруг вспомнили про меня. Только звонили не помогать, а поучать: сиди дома, заказывай продукты онлайн. Но я не умела. Зато Надя пришла, показала, оформила первую доставку, оставила список аптек, а потом стала звонить чуть ли не каждый день.

Сперва я стеснялась. У неё ведь свои родители, семья, ребёнок. Но она — единственная, кто приходил просто так. Приносила суп, лекарства, убиралась, мыла окна. А однажды заглянула просто попить чаю. Её дочка — моя внучатая племянница — называет меня бабушкой. Впервые за годы я услышала это слово.

И тогда я решила: раз родные дети забыли обо мне, если им интересно только то, что можно от меня получить — пусть квартира достанется тому, кто рядом не на словах. Пошла в МФЦ уточнить насчёт завещания. И как назло, в тот же день позвонил старший сын. Спросил, куда и зачем иду.

Я сказала правду.

Начался. Крики, мат, угрозы. «Ты что, рехнулась?!», «Это наше наследство!», «Она тебя вышвырнет, как только подпишешь!»

Вечером они приехали. Оба. Впервые за пять лет. Привели внучку, которую я даже не знала. С тортом. Сели за стол. Я надеялась — может, передумали? Но нет. Давили, твердили про «кровные узы», обвиняли Надю в корысти, пугали, что останусь на улице.

Я смотрела на них и не узнавала. Где вы были всё это время? Почему не пришли, когда мне нужна была помощь? Почему вспомнили только тогда, когда почуяли угрозу наследству?

Поблагодарила их за «заботу». Сказала — решение принято. Они хлопнули дверью, пообещав, что больше не увидят меня, а я — внуков.

Знаете, я не боюсь. Не потому что мне всё равно. А потому что терять уже нечего — я и так давно живу, будто не существую. Теперь это просто стало фактом.

А Надя… Если она когда-нибудь поступит так, как пророчат сыновья — что ж, значит, ошиблась. Но сердце шепчет — не ошиблась. Она ничего не просила. Ни денег, ни жилья. Просто была рядом. Просто оказалась человеком.

И это куда важнее родства по крови.