З життя
Семьдесят лет одиночества: Я стала обузой для дочери

Сегодня мне семьдесят. Я одинок, как волк в степи. Стал обузой для родной дочери.
— Дочка, приезжай вечером, пожалуйста… Сам не справлюсь…
— Пап, у меня завал на работе! Хватит ныть. Ладно, приеду.
Я стоял у телефона, сжимая трубку, а слёзы катились по щекам. От обиды. От боли. От понимания — что для своей единственной дочери я стал лишним. Вспомнил, как растил Ольгу один, как тянул всё на себе. Ни в чём ей никогда не отказывал. Всё — только для неё. Возможно, в этом и была моя ошибка. Слишком её баловал, слишком любил, слишком верил, что, вырастив её счастливой, буду счастлив и сам.
Когда Оле было десять, в моей жизни появилась женщина. Впервые за долгие годы я почувствовал себя мужчиной. Но Оля устроила такую сцену, что пришлось расстаться. Хоть сердце рвалось на части, я выбрал дочь. Всегда выбирал её. А теперь… теперь мне семьдесят. Я один. Болячки одолели, сил нет, а единственный человек, на кого надеялся — моя дочь — отмахивается от меня, словно от назойливого комара.
Оля замужем уже пятнадцать лет. У неё двое детей, но вижу их редко. Почему? Не знаю. Может, им тоже сказали, что я «докучаю».
— Пап, что опять случилось? — ворвалась в квартиру раздражённая Оля.
— Врач прописал уколы… Ты же фельдшер, поможешь?..
— Что, каждый день к тебе ездить? Ты с ума сошёл?
— Оля, на улице гололёд, я просто не дойду до больницы…
— Ну так заплати, если хочешь, чтобы я тратила время! Никто за спасибо работать не будет!
— У меня нет денег…
— Ну и отлично! Пусть другие помогают! — и хлопнула дверью.
Утром я вышел из дома на час раньше — шёл по обледеневшему тротуару, сжимая направление и бормоча: «Дойду, только бы дойти…» А слёзы лились сами. От боли. От одиночества. От слов, которые никогда не забуду: «Ты мне в тягость».
У входа в больницу ко мне подошёл молодой парень:
— Дедушка, вам плохо? Вы плачете?
— Нет, сынок. Не от боли. От жизни…
Он присел рядом, выслушал. Я рассказал ему всё. Странно, но с незнакомцем было легче, чем с родной дочерью. Его звали Иван. Оказалось, живёт по соседству. С тех пор он стал заходить. Приносил еду, помогал с лекарствами. Просто был рядом.
На мой день рождения Иван пришёл один. Оля даже не позвонила.
— Не мог не прийти, — сказал он. — Вы очень напоминаете мне отца. Рядом с вами — как дома.
Тогда я понял: чужой человек дал мне больше, чем тот, кого я растил с отцовским сердцем.
Мы стали как родные. Иван брал меня на рыбалку, встречали праздники вместе. В итоге я принял решение — переписал квартиру на него. Сначала отказывался: «Мне ничего не надо». Но я настоял. Не из-за денег он со мной — это было ясно. Он просто был рядом, когда другие отвернулись.
Потом я переехал к нему — одному стало тяжело. Квартиру продали, чтобы Оля не судилась. И забыли об этом. Но не навсегда.
Через год Оля пришла. Злая. Холодная.
— Ты отдал квартиру чужому! Опозорил меня перед роднёй! Всё должно было достаться мне! Лучше бы ты сдох!
Иван вытолкал её за дверь, не дав даже голос повысить.
Вот так. Чужие стали ближе родных. Иван — как сын. А та, что когда-то была смыслом жизни, предала. Когда стало трудно — отвернулась. Потому что ей недосуг. Потому что я «мешаю». Потому что любовь отца — не капитал. Это просто чувство. А чувства теперь никому не нужны.
