З життя
Сестра, с которой я не общался двадцать лет, хочет жить со мной. Что мне делать?

Мы с сестрой не разговаривали больше двадцати лет. А теперь она просится ко мне жить… Я в растерянности.
Меня зовут Светлана. Мне сорок, у меня муж, двое сыновей, уютная трешка в Новосибирске и дачка под Бердском, куда мы сбегаем от городской суеты. Вроде бы всё удачно сложилось. Но сейчас я стою перед выбором, который мучает меня днём и ночью. Потому что это выбор о сестре — женщине, с которой нас разделяют не километры, а годы молчания, обиды и ледяного равнодушия.
Когда мне было пять, умер наш отец. Через десять лет не стало и мамы. Я осталась одна. Моя старшая сестра Алина тогда уже была взрослой — двадцать три. Перед смертью мама упросила её не бросать меня. Алина оформила опекунство, и мы остались в родительской квартире. Вот только домом это назвать было сложно…
Я была колючим подростком — злой, дерзкой, потерянной. А Алина — холодной, строгой, как сибирский январь. Она никогда не обнимала меня, не говорила тёплых слов. Она не ругалась — она просто смотрела сквозь меня. Я помню, как ревела ночами в подушку, мечтая только об одном — сбежать из этого ледяного каземата.
В семнадцать я влюбилась. Привела парня домой. Но муж Алины — к тому времени она уже была замужем за Игорем — грубо выставил его за дверь. А потом Алина спокойно бросила: «Не нравится — вали». Я собрала вещи и ушла. Меня никто не остановил. Не позвонил. Не искал.
С Максимом мы прожили недолго — оказался пустышкой. Ютились в коммуналке у его родителей, считали копейки. Потом просто разошлись. Возвращаться к сестре я не захотела. Она ждала ребёнка, да и после всего я понимала — там мне не рады.
Уехала в Томск, устроилась кассиром в супермаркет, жила в общаге. Было страшно, голодно, но я цеплялась за жизнь. Потом встретила Антона. Надёжный, как танк. С ним всё пошло иначе: свадьба, дети, ипотека, машина, а потом и та самая дача — крошечная, но своя.
А сестра? Я о ней ничего не знала. Лишь обрывки слухов: у них с Игорем всё отлично, он открыл бизнес, купили шикарную квартиру. А потом — бац! — всё рухнуло. Игорь запил, Алина подала на развод, квартиру продали, деньги поделили. Она с дочкой перебралась в однушку на окраине.
Я не лезла в их дела. У каждого своя дорога. Но недавно позвонила общая знакомая: дочь Алины вышла замуж… и выставила мать из квартиры. Просто выкинула. Без разговоров.
И тут понеслось: звонки, смски, письма. Алина. Сестра, с которой я не говорила двадцать лет. «Прости…», «Я больна…», «Мне некуда идти…», «Пусти хотя бы на дачу…». Читаю и не понимаю, что чувствую. Жалость? Злость? Пустоту?
Муж говорит: «Пусть живёт. Дача же простаивает. Да и родная кровь всё-таки». Я молчу. Думаю. Вспоминаю себя — семнадцатилетнюю, с чемоданом на пороге квартиры, где меня уже вычеркнули из жизни.
Я простила. По-настоящему. Без злости. Но впустить её обратно — будто разрешить человеку, который когда-то меня выбросил, снова войти в мой мир. А если она снова исчезнет? Я не хочу чужих драм. Но и оставить её на улице… тоже не могу.
Стою на распутье. И не знаю, куда свернуть. От этого сердце болит ещё сильнее, чем тогда.
