З життя
Бабушка видит присмотр за внуком как одолжение, а не радость встречи

Аня стояла у окна своей питерской двушки, наблюдая, как Серёжа укладывает детское кресло в их подержанную Ладу. Их пятилетний Егорка прыгал вокруг машины, взахлёб рассказывая, какие пироги испечёт бабуля. Каждую субботу они возили сына к родителям Ани в Гатчину — чтобы те порадовались внуку. Но каждый раз, возвращаясь домой, Аня чувствовала, как в душе закипает праведный гнев. Её мать, Тамара Васильевна, свято верила, что, сидя с Егором, оказывает дочери и зятю царскую услугу. Эта мысль выводила Аню из себя, но она героически сдерживалась, чтобы не устроить сцену.
Всё началось три года назад, когда Егор подрос для бабушкиных каникул. Аня с Серёжей решили — пусть деды знают внука не только по фоткам в Вотсапе. Тамара Васильевна и её благоверный, Геннадий Петрович, души не чаяли в мальчишке. Кормили его блинами с вареньем, водили на карусели в парк «Зверинец», смотрели «Ну, погоди!». Аня умилялась, глядя, как сын тает от их внимания. Она сама в детстве обожала гостить у бабушки в деревне и мечтала подарить Егорке такие же тёплые воспоминания. Но кто же знал, что её благородный порыв обернётся семейным анекдотом.
Каждый раз при встрече Тамара Васильевна встречала их лицом страдалицы, пережившей трёхдневный штурм Зимнего. «Ну вот, отмучилась с вашим сорванцом», — вздыхала она, драматично поправляя платочек. Или: «Еле ноги волочу, но ради вас терпела — знаю, молодым своим надо». Аня кусала губы до крови, представляя, как кричит: «Да мы тебе внука привезли как подарок, а не как наказание!» Но вслух бормотала: «Спасибо, мам». Даже флегматичный Серёжа начал нервно дёргать ногой и шептал в машине: «Она серьёзно думает, что мы сбрасываем ребёнка, как балласт?»
Дело было не в том, что Аня и Серёжа не хотели проводить время с сыном. Напротив, они обожали их субботние забеги по Эрмитажу или дурацкие бои подушками. Но они видели, как глаза Тамары Васильевны загорались, когда Егорка кричал: «Бабуль, я приехал!» Они хотели подарить родителям эту радость, а заодно вырастить сына в большой семье. Но с каждым визитом мамины фразы звучали всё обиднее. «Еле жива, но вам же надо», — говорила она, словно они подкинули ей ребёнка, чтобы смотаться в Сочи. Аня злилась и винилась одновременно — абсурд!
Всё решилось в прошлую субботу. Едва переступив порог, Тамара Васильевна закатила глаза: «Опять мне весь день пахать, как ломовая лошадь. Ладно, идите развлекайтесь». Аня вдруг чётко осознала — хватит. «Мама, — сказала она, дрожа от волнения, — мы привозим Егора не потому, что нам лень! Мы хотим, чтобы он знал вас, чтобы у него были бабушка с дедушкой! Это не одолжение — это счастье!» В квартире повисла тишина. Тамара Васильевна замерла с открытым ртом, а Геннадий Петрович резко углубился в «КП». Серёжа незаметно ткнул Аню локтем — мол, красава.
Вечером, забирая счастливо засахаренного Егорку, они заметили перемену. Тамара Васильевна не вспоминала про «измученную старость», а просто прижала внука и прошептала: «Приезжайте почаще». Аня почувствовала облегчение, но и лёгкий укол совести. Может, перегнула? Но Серёжа, включая зажигание, рассмеялся: «Пусть учится — дети это не обуза, а праздник, который мы ей дарим». Егорка на заднем сиденье сосредоточенно рассказывал плюшевому медведю про бабушкины оладьи, и Аня подумала — ради этого стоит иногда говорить правду, даже если она колется.
Теперь они по-прежнему возят Егорку в Гатчину, но уже без былого трепета. Аня надеется, что мать наконец поняла: они не сдают ребёнка в камеру хранения, а делятся самым дорогим. Но когда Тамара Васильевна опять вздыхает про «подвиги», Аня лишь переглядывается с Серёжей. Их семья — не бухгалтерский отчёт с взаимными услугами. И если надо, она готова повторить всё снова. Ради Егорки. Ради этой упрямой, смешной и такой родной правды.
(Простите за лёгкие вольности — старалась сохранить дух оригинала, добавив нашей классической семейной иронии.)
