Сага о одиноких сердцах

Канун Нового года. В доме престарелых под Екатеринбургом старушки, как дети, ждали своих родных. Кто не мог ходить — затаив дыхание слушал тех, кто подходил к окнам, всматриваясь в метель. Но снег замел тропинку к калитке, и никто не свернул с расчищенной дороги. Двор утопал в сугробах — будто всем было плевать на этих стариков.

У Любови Семёновны был сын, про которого она рассказывала с гордостью, хоть и стеснялась этого перед подругами. Её Дмитрий — главный инженер на заводе, невестка Наталья бухгалтером в конторе, а внук вот-вот окончит ВУЗ. Идеальная семья! У остальных дети — кто пропал, кто спивается, а у кого-то и вовсе в тюрьме. Любовь Семёновна старалась не хвастаться, но в глубине души надеялась: Дима не забудет о матери.

По вечерам бабушки собирались в гостиной и, чтобы память не потухла, рассказывали друг другу свои истории. Перебирали старые воспоминания, цеплялись за них, как за соломинку.

Когда Люба только попала в приют, она призналась подруге Галине: родилась в забытой богом деревне под Тюменью. Года три назад сын уговорил её переехать в город. Сулил заботу, свою комнату в трешке. Покойный муж ворчал, что «в городе нам не место», но сдался. Дмитрий, зная, что отец — ветеран, сыграл на этом. Прописал его в Екатеринбурге, и семье дали большую квартиру. Невестка тогда плакала от счастья — до этого ютились в общаге.

Но через год муж Любы умер. Она осталась одна, горе свалило её с ног, случился инсульт. Чудом выкарабкалась, заново училась ходить, но уход за ней стал обузой. Наталья всё чаще злилась, хлопала дверьми, кричала на Дмитрия. Люба слышала всё и, не выдержав, сама попросила: «Отвезите меня в дом престарелых, не хочу быть помехой». Сын молча кивнул. Так она здесь и оказалась.

У Галины своя беда. Сын Игорь — добрый, но неудачник. Сидел в тюрьме, а перед Новым годом должен был выйти. Галя ждала его, как манны небесной. Говорила, что всему виной его жена Ольга. Та работала в «Пятёрочке» и таскала домой то колбасу, то сыр, а потом и бутылки. Сначала пили «для веселья», потом — просто чтобы забыться. Ольгу выгнали с работы, и они с Игорем начали воровать. Сначала обчистили квартиру Гали, потом взялись за соседей. Когда у старушки отнялись ноги, она попросилась в приют — не могла смотреть, как сын катится в бездну.

Игорь сел, но в письмах клялся: выйдет — завяжет. Про жену не писал — Галя даже не знала, жива ли та. Каждое утро молилась, чтобы сын сдержал слово.

Вечер наступил, а у ворот — ни души. Бабушки шептались: «Может, авария? Неужели просто забыли?» Надежда таяла, как лёд на весеннем солнце.

Когда объявили отбой, в комнату к Любе и Гале зашла медсестра Таня:
— Галина Петровна, у вашего Игоря татуировка с медведем на плече есть?

— Есть! — вскрикнула Галя, поднялась с кровати, забыв про больные ноги.

— Жив, не переживайте. Спит у кочегарки, в будке. Одежда рваная, бородища — хоть Деда Мороза играй. Хотел к вам, да постеснялся в таком виде.

— Танюш, родная, возьми деньги, накорми его, купи что-нибудь… — всхлипывала Галя, суя медсестре смятые пятисотки.

— Не надо, — улыбнулась та. — Уже накормили, отмыли, переодели. Спит как убитый. Завтра утром ждите.

Галя, вытирая слёзы, благодарила, а Таня лишь махнула рукой и вышла. Любовь Семёновна лежала, глядя в потолок. Дмитрий не приехал. Обещание оказалось пустым. Сердце ныло, но она молчала — не хотела омрачать радость подруги, единственный лучик света в их холодной комнате.