З життя
Приготовившись к одиночеству, она обретает не предательство, а счастье…

Старуха с узелком в руках готова была к одиночеству… но впереди её ждала не измена, а радость.
Жизнь умеет ранить в любом возрасте. Особенно под старость. Когда прожито всё, что могло быть прожито, отдано лучшее, а потом вдруг остаёшься один — беспомощный, зависимый, никому не нужный. Хуже одиночества лишь чувство, что тебя предали те, ради кого ты жила. И Марфа Семёновна была уверена: её час настал.
В тот день она сидела в комнате, слушая, как за стенкой хлопочет на кухне невестка Аграфена, и думала о былом. О сыне Ване, которого не было уже три года. О внуке, уехавшем в Москву и не вспоминавшем о бабушке. О себе — дряхлой, неловкой, вечно мешающей. Чувствовала себя обузой. Потому и не удивилась, когда Аграфена вошла с каменным лицом и твёрдым голосом:
— Марфа Семёновна, собирайтесь. Я отвезу вас в одно место. Думаю, вам будет хорошо.
Старуху словно током ударило. Сердце сжалось, пальцы вцепились в подлокотники.
— Куда? — охрипло вырвалось у неё.
— Скоро увидите, — ушла от ответа Аграфена, не глядя на свекровь.
Эти слова лишь подтвердили худшее. Марфа Семёновна знала, как бывает: сначала терпят, потом злятся, а потом — тихо, без шума — увозят. Туда, где пахнет лекарствами и тоской. Где никто не возьмёт за руку и не назовёт «матушкой».
После смерти Вани она продала свою хату — деньги ушли на лечение, на больницы, на бессонные ночи. Когда сына не стало, она осталась совсем одна. Ей некуда было идти, и Аграфена пустила её пожить у себя. Отношения всегда были натянутыми. Но внучка Ульяна — её радость — искренне любила бабушку, и эта любовь хоть немного согревала её старость.
— Можно попрощаться с Улей? — тихо спросила Марфа Семёновна, мнут в пальцах край платка.
— Конечно, — удивилась Аграфена. — Но не задерживайтесь.
Собралась она быстро. Вещей было мало. Один потрёпанный узелок, в который аккуратно сложила всё, что осталось. У порога замерла, провела рукой по косяку, коснулась стен — будто прощалась. Потом зашагала за невесткой. Мелкими, неторопливыми шагами, едва слышно.
Всю дорогу старуха смотрела в пол. Не хотела видеть, как мелькают за окном дома, машины, люди. Ей было всё равно. Ехала, будто на расправу. Думала лишь о том, зачем Графа терпела её так долго. Почему не выставила раньше.
— Приехали, — сказала Аграфена.
Старуха подняла глаза и не поняла. Кругом было красиво, будто на лубочной картинке: лес, река, холмы вдали. Пахло хвоей и свежестью. Никаких казённых заборов, сторожей, сиделок. Только дом, маленький да уютный, словно сошёл со старинной открытки.
— Что это? — спросила Марфа Семёновна, сбиваясь.
Аграфена глубоко вздохнула и ответила:
— Ваня говорил мне, как вы мечтали о домике у реки да лес— Вот мы и купили его для вас, чтобы вы доживали свои дни в покое и радости.
